(с)Мартин Эмис
Уже из относительно нового
читать дальшеВот нежность. Шатры
Волосатых холмов,
Как в детской,
Не убрано в поле.
Озера в манежиках
Из берегов
Играют в «распятье и нолик».
До кратеров кто-то
Прожарил Луну,
Задобрив домашним сиропом,
И дни, как в подполье,
Уходят ко дну
По склочным
Извилистым тропам.
А лица вокруг
Ожидают гостей:
Открытые, на распродаже.
Нет, лучше – в лугах.
Без костей, без вестей,
Без власти, без скуки. Без сажи.
***
Иду на вы.
Иду уже, иду!
Не подгоняйте.
Истерические споры
Меж сном и явью,
Службой за еду
И службой в храме
С оперенным хором.
Заводчик облаков!
Ведь наголо
И несомненно
Ты недобр и недоволен:
Бреду туда, где
Верно и светло,
Но там не свет,
А просто вспышка боли.
Я намертво привык одолевать
И сладость слабости, увы, не по зубам.
Усталость и любовь – ручная кладь,
Не воин в поле. Я не вхож в твой храм.
***
Опять автоматическое письмо, с завязанными глазами:
Поджатые сморщенные листья
Тянутся из грязи,
Словно губы
Сотен давно похороненных стариков.
Они хотят полюбить тебя,
Пол-убить тебя,
Рассказать о том,
Чего ты не хочешь знать.
Если ты замерзнешь до гибели,
Лед в глазницах
Будет сверкать,
Как слеза счастья.
Глаза предадут тебя.
И это станет последним предательством.
***
Мой обнищалый рай и катаракта окон.
Жуками бьется стон в немытое стекло.
Рассерженный мороз прицелен – зоркий сокол.
Он метит в самый раз, где больно и тепло.
***
Пустота
Даже когда ты целуешь чью-то руку, как Библию,
клятвы всё равно – словно под завалами –
под сомнениями.
За пожар сердца не положено компенсаций,
ни от правительства, ни от Бога.
Все, что есть – это справка небес,
Сложенная вдвое по линии экватора,
С мокрой печатью Луны.
Свидетельство о любви, как свидетельство о смерти,
дающее право на всесущное подхоронение,
на надежду оказаться рядом хотя бы где-то.
На станции метро. В супермаркете.
На соседних скамьях в очереди в травматологический пункт.
Без свечи и без соли, но с почетным званием чудака.
Это в тысячу раз искомее, чем пустота.
***
Старческая деменция
Она плачет от имени
Всех неслучившихся мам
И давно по весне
Не моет заросшие окна.
Штукатурка над печкою
Это на шраме шрам,
А она все стыдится,
Когда от мочи - мокро.
Она подпирается шваброй
От лютого зла,
От кошмарных соседей,
От пары незримых вторженцев.
Она унесла себе чай.
Но куда унесла?
Так не хочется быть
У себя же
Своим иждивенцем.
Она ищет истерзанный
Полуошметок бумаг,
Замурованный в сальный
Любимый пакетик.
Ей на улицу бы…
Если б только не враг.
Подышать бы. Но там
Караулят
«эти».
***
Слякоть
Вот луна, как ребенок,
Играющий в призраков –
В простыне из тумана.
Мятый фокусник с миной
Угрюмого мистера.
Это всё без обмана.
Тротуары в тумане,
Дороги в пословицах:
Их достанет для рати.
И подковы, согнувшись,
Неистово молятся,
И бабай на кровати.
***
Разметка на совсем
Не нежной коже.
Здесь радость, здесь пожар,
Здесь Междуречье:
Между речами, рампою и ложей
В которой мягко прячется увечье.
Я – выкройка того, кем бы хотел
Родится, и приснится, и свершится.
Но я по горю, скажем, не у дел,
Как по болезни. Как по старости.
Ключицы –
Они ключи к приснившимся мирам.
Из плоти вырвать? Не ропща,
Без сожалений.
Из двух костей создать
Кровавый срам
Не за кулисами,
Без грима. И без тени.
***
Ревматичные фразы,
Сухие, как губы,
Лепешка из молотой ржи.
Болота, и пепел,
И медные трубы.
Скажи,
Зачем эта правда –
В лицо кислотою?
Вне сказок, вне радости,
Вне…
Та пара драконов,
Забытая Ноем,
Укрылась во сне.
Во сне, полном неба,
Оживших любимых
И пряничных сёл.
Короткая вера,
Хромая надежда,
Фарфоровый скол
Больного клыка
Об избитое слово,
О тайную грязь.
Расколотый клык...
Появиться бы снова,
Уже не боясь.
***
Истеричные руки, пустые и злые –
В браслетах из сказок и ран.
В туманах дороги такие иные.
Обман!
***
Я ушел, облаченный
В надежды с чужого плеча.
О любви и о смуте
Негоже натужно молчать.
Я ушел, зарекаясь
От тихих озер и зеркал.
Я, конечно, раскаюсь:
Горизонт же и дорог, и мал.
***
Оросительная система раневых каналов, по которым свет дня достигает сердца. И сердце, голодное, как нетопырь. Я лучше буду подушечкой для сосновых иголок, пожирателем сырых черепах, призраком на задубевших от соли маяках. Фантомные боли мечтаний и несбывшейся любви куда честнее, чем удобное и одобренное вранье.
***
В нашей гавани скулой садятся суда
На дремучую ложь, как на нож.
Я устал от немилости. Хлеб, как вода,
Полумесяц – дешевая брошь.
Я хотел раскусить бы
Икринку Луны,
Похрустеть Океанами Бурь,
Над волшебной столицей
Желанной страны
Иссушить застарелую хмурь.
В нашей гавани скулой касается льда
Тот, кто в драке пропустит удар,
Здесь волна за волной
Не одна, как беда,
И в глазах у скитальцев – пожар.